Как родители-идиоты убивают своих детей
Причём верят так истово и агрессивно, что ставят под угрозу жизнь своих детей. И вот тут есть некоторые варианты ответов на эти вопросы.
Статья очень важная и большая. Для тех, у кого нет времени читать её целиком, решил перепостить самые адские отрывки:
По словам Марка Кинева, у ребенка поднялась температура, и педиатр, зная диагноз [ВИЧ], вызвала скорую помощь, чтобы отвезти его в инфекционную больницу. Жена Марка, поддавшись уговорам врачей, согласилась на АРВ-терапию для ребенка и три недели провела с ним в больнице, где «малыша травили ядохимикатами». Все это время Марк не знал, куда себя деть, и уже хотел «кидаться на врачей с автоматом». Он жалуется, что вслед за врачами интерес к семье проявили и опека с прокуратурой — родителей стали вызывать на беседы и угрожали отобранием ребенка в случае отказа лечить его.
В комментариях к записи Марка Кинева одни «соратники» осуждали его семью за сотрудничество со «спидологами», другие сочувствовали, а третьи желали здоровья и победы над «спидомразями».
«Заваривайте ребенку чабреца с шиповником в виде компота давайте каждый день, — писал один из комментаторов (пунктуация и орфография сохранены). — У меня отец таблетки вообще не пьет и нас троих без одной таблетки вырастил все по народному и своих детей я химией не кормлю и никому не дам. А вам терпения, сил и здравого рассудка жизнь ребенка в ваших руках это ваш ребенок всем врачам на него наплевать не он первый не он последний».
В личной переписке пользователь под именем Марк Кинев призвал корреспондента «Медиазоны» никогда не ходить в СПИД-центр: «Встанете на учет — и ваша жизнь превратится в ад». На вопрос о том, зачем врачам «убивать людей таблетками», Марк ответил, что так они зарабатывают деньги: «Для меня они фашисты, раз заставляют пить то, где один из побочных эффектов летальные исходы. А они дуру включают, удивленные глазки делают. Выбор за вами».
До беременности ВИЧ-положительная жительница Новосибирской области Полина Котова (имя изменено по просьбе героини) не пила антиретровирусную терапию, а когда забеременела и пришла в районную больницу, медсестра сказала, что ребенок тоже в любом случае родится положительным, хоть пей таблетки, хоть не пей.
Инфекциониста в больнице не было. Если бы Котова попала к нему на прием, врач бы объяснил, что вероятность заразить ребенка стремится к нулю, если женщина принимает АРВ-терапию, подавляющую развитие вируса в ее организме, и не кормит грудью, а младенец получает необходимую профилактику сразу после рождения. Но никто ей этого не рассказал: ВИЧ-позитивных в маленьком городке в 100 км от Новосибирска было много, а специалистов — мало.
«У нас же тут практически деревня, и каждый пятый вичовый, — говорит Полина. — Таблетки не пьют, потому что считают: сколько дано прожить — столько проживут. Они не допускают мысли, что будут жить, что терапия поможет. Я ********* [устала] их хоронить уже… Так и сказала, чтобы больше не звали на похороны».
<...>
Сын Полины Котовой появился на свет положительным, как и предсказывала некомпетентная медсестра, не рассказавшая беременной о необходимости принимать терапию. Шестилетний мальчик совсем не похож на Полину, жгучую брюнетку с карими глазами, — видимо, он пошел в отца, несколько лет назад умершего от туберкулеза, развившегося на фоне ВИЧ-инфекции. Полина говорит, что последовала бы за мужем, но сын «заставляет жить».
Если бы она отказалась лечить ребенка и смогла скрыть его от врачей, он бы тоже, скорее всего, умер — от туберкулеза, пневмонии или другого сопутствующего ВИЧ-инфекции заболевания. Но Полина сына лечит — дает ему АРВТ. Только однажды она засомневалась в эффективности терапии. Сын тогда сильно заболел, а моральная поддержка неожиданно пришла от известной ВИЧ-отрицательницы, доктора Ольги Ковех (разоблачению ее деятельности посвящена не одна статья, но люди по всей стране продолжают верить Ковех).
«Наши деревенские врачи пропустили у сына обструктивный бронхит, он десять килограмм весил в три года. Я пожаловалась на это в какой-то группе в «ВКонтакте», и вот мне стала писать Ковех, спрашивать, какие анализы у него. Говорила: «Ваш мальчик скоро умрет из-за терапии». Я тогда испугалась и подумала, что не буду ему терапию давать», — вспоминает Полина.
Вскоре она взяла себя в руки, позвонила педиатру в СПИД-центр, и та ее успокоила. «Но вот был момент, когда я заистерила… А Ковех мне писала и писала — у нее есть время на это, а у врачей часто нет, — объясняет Котова свою доверчивость. — Я потом ей начала грубо отвечать, и она меня заблокировала везде».
В августе 2018-го в новосибирский СПИД-центр пришли ВИЧ-положительные родители: мать — напористая, отец — тихий.
«Женщина пришла нападать. Она требовала от СПИД-центра справку о том, что у ее ребенка нет ВИЧ-инфекции и она сама здоровая, — вспоминает психолог Татьяна Сагидулина. — Пока она была беременная, то писала отказы от химиопрофилактики, отказалась от нее и в роддоме, ссылаясь на побочные эффекты от терапии. После родов она не приносила ребенка на обследование, чтобы у него можно было взять кровь на ВИЧ и посмотреть, передался ему вирус или нет. Нам она угрожала прокуратурой, довольно агрессивно высказывалась в адрес персонала».
У сотрудников центра долго не получалось наладить контакт с семьей, потому что мать искренне верила, что ВИЧ не существует. Она не собиралась лечиться сама и обследовать ребенка. Только после вмешательства прокуратуры, пригрозившей женщине санкциями вплоть до отобрания ребенка и лишения родительских прав, мама годовалой уже девочки хотя бы одна пришла в СПИД-центр. Правда, вела себя так агрессивно, что врачам пришлось вызвать охрану.
«Такие люди могут быть любящими родителями, — говорит Сагидулина. — Они заботятся о ребенке в меру своего понимания того, как должна вести себя любящая мать, а ее макают носом в то, что это не так. Мать искренне верит, что защищает ребенка от мирового заговора, поэтому в ней столько агрессии. Вероятно, после выявления диагноза ее никогда нормально не консультировали».
В 2013 году Тольяттинская городская клиническая больница №5 обратилась в суд в защиту прав Максима К. — этот шестилетний мальчик поступил в эту больницу с диагнозом «ВИЧ-инфекция, 4В стадия, фаза прогрессирования; острая левосторонняя сливная пневмония; верхнедолевая пневмония справа». Врачи через суд пытались добиться от его матери Мадины К., чтобы она привела ребенка в СПИД-центр Тольятти, где его могли бы наблюдать и лечить.
4В стадия характеризуется развитием тяжелых, угрожающих жизни заболеваний. На этой стадии состояние здоровья еще можно стабилизировать, а вот на следующей, терминальной, часто уже нет. Но мать от проведения АРВ-терапии сыну отказывалась.
В суде допросили и руководителя городского СПИД-центра Оксану Чернову. Она рассказала, что мальчику еще в августе 2008-го, за пять лет до начала суда, был установлен диагноз ВИЧ и рекомендована терапия.
«Но мать от проведения терапии отказалась, <…> просила снять у ребенка диагноз СПИД, — приводятся слова Черновой в решении суда. — Налицо прогрессивное снижение иммунной системы пациента, в связи с чем приобретаются грибковые заболевания. <…> Если не проводить лечение, то это приведет к 5 стадии — смерти».
Судя по тексту решения, Чернова прочла судье Светлане Фроловой целую лекцию о ВИЧ, но та прислушалась не к ней, а другому врачу — семейному педиатру Яковлевой, которая несколько лет по просьбе матери наблюдала мальчика. Ребенок «залечен химией», полагала Яковлева, поэтому определить, что происходит с ним на самом деле, невозможно. Она предлагала вообще не давать ребенку терапию от ВИЧ, а лечить его «только по симптомам: что заболит, то и лечить».
«Необходимо прекратить прием всех таблеток и на чистом организме посмотреть, что происходит с организмом, — говорила Яковлева. — В настоящее время прием терапии может повлечь его смерть. <…> У ребенка действительно слабая иммунная система, которую можно восстановить препаратами, которые не сопоставимы со спецификой действия антиретровирусной терапии».
В итоге судья решила, что жизнь мальчика под угрозой не находится. Опека отобрала Максима у матери лишь спустя пять лет, в 2018 году, когда та еще раз обратила на себя внимание медиков и комиссии по делам несовершеннолетних, отказавшись лечить от туберкулеза младшую дочь. Сын к тому времени был уже совсем плох.
Врачи снова пошли в суд, требуя принудительного лечения сестры Максима в туберкулезном диспансере и ограничения Мадины в родительских правах в отношении обоих детей. Суд на этот раз с ними согласился — трехлетняя девочка оказалась в туберкулезном стационаре, а уже 11-летний мальчик — в инфекционной больнице в тяжелом состоянии. Без матери, с перспективой попасть в детской дом, но живой.
А в отношении Мадины возбудили уголовное дело об оставлении ребенка в опасности (статья 125 УК). 30 октября в Тольятти прошло первое заседание по делу, процесс все еще продолжается.
Волонтеру благотворительного фонда «Вектор жизни» Елене Красновой (имя изменено по просьбе героини) удалось сблизиться с Мадиной и выяснить, как она пришла к отрицанию ВИЧ: «Когда Мадина была беременна старшим сыном, она принимала АРВ-терапию. Но тогда не было полных схем лечения, и ребенок родился ВИЧ-инфицированным. У нее это подорвало веру в АРВТ. Свою роль сыграла и врач-педиатр, которая не верила в ВИЧ. И все это стало подогреваться СПИД-диссидентскими группами в интернете».
Сама Мадина говорит «Медиазоне», что временами до сих пор сомневается в существовании вируса. На это Елена замечает, что человек «не может в одночасье уверовать в то, что отрицал всю жизнь»: «Мадина очень любит своих детей, не жалеет средств на них и защищает всей грудью. Как мать она очень хорошая. По сыну она сейчас твердо убеждена, что препараты пить необходимо».
«Судьи не отличаются высоким уровнем информированности в вопросах ВИЧ, — главврач иркутского СПИД-центра Юлия Плотникова не скрывает досады по поводу недостаточности знаний о ВИЧ у тех, от кого зачастую зависят детские жизни. — И это беда, потому что суд — это же истина в последней инстанции. Очень бы хотелось, чтобы когда-то они обратились к нам за информацией, но пока мы о такой потребности от них не слышали. Следователи точно так же. Они идут в открытые источники и видят там тот же [СПИД-диссидентский] бред».
<...>
ВИЧ-отрицатели, как правило, боятся, что у них отнимут ребенка — обычно они все-таки любят своих детей и вредят их здоровью не со зла, объясняет врач, а по глупости или заблуждению. И если дело дошло до суда, то чаще всего законные представители вынуждены его решение выполнять — приводить ребенка на обследование и начинать лечение. Но иногда до суда дело доходит только после гибели детей, сожалеет Плотникова.
В апреле 2018 года Следственный комитет по Иркутской области рассказал, что расследует уголовное дело о причинении смерти по неосторожности (часть 1 статьи 109 УК): «В феврале 2018 года врачи Ивано-Матренинской больницы констатировали смерть четырехмесячной девочки в результате пневмоцистной пневмонии. Мать ребенка была ВИЧ-инфицированной и не принимала мер к собственному лечению и к лечению дочери». Дело передали в суд в ноябре, но процесс еще не окончен.
Почти одновременно о похожей истории сообщил красноярский СК: «В 2011 году в семье ВИЧ-инфицированных родителей родился мальчик, которого своевременно не обследовали на наличие тяжелого заболевания, так как родители ребенка заняли позицию уклонения от медицинской помощи. В 2013 году скончалась мать мальчика и законным представителем малолетнего стал его отец, но фактически его воспитанием занимались бабушка и тетя. В 2017 году ребенок тяжело заболел пневмонией и попал на лечение в одну из больниц города Красноярска, где врачи выяснили, что ребенок инфицирован ВИЧ, но даже после этого родственники не озаботились его серьезным лечением. В марте 2018 года мальчик скончался».
<...>
Самое известное дело ВИЧ-отрицателей, возбужденное по статье о причинении смерти по неосторожности и дошедшее до суда — история петербургского православного священника Георгия Сычева. Его приемная дочь Наташа умерла без терапии, ей было десять лет. Уголовное дело семьи Сычевых рассматривают в закрытом режиме с октября прошлого года, своей вины они не признают.
Отрицание ВИЧ и связанные с ним смерти в России — это последствие десяти лет перебоев с лекарствами, уверена активистка [Александра Волгина]. По закону АРВТ-терапию ВИЧ-позитивным россиянам предоставляют бесплатно, лекарства закупаются преимущественно на средства федерального бюджета и распределяются по регионам (меньшую часть лекарств регионы покупают самостоятельно). Нередко пациенты сталкиваются с перебоями поставок, когда нужные им препараты заканчиваются или их заменяются на другие — при том, что АРВ-терапия должна быть непрерывной. Вынужденный перерыв может привести к ухудшению здоровья, смена лекарств — к новым побочным эффектам.
«Психика же должна защищаться, особенно когда ты не можешь доверять медицинской системе, а в российских условиях ты не можешь ей доверять, — объясняет Волгина. — Отрицание — это нормальный механизм защиты своего психического благополучия: перестать верить в наличие ВИЧ. Потому что альтернатива — осознать свое полное бессилие. Ты же никогда не знаешь, дадут ли тебе таблетки, когда ты придешь к врачу, или не дадут. Соответственно, что в ситуации перебоев остается? Признать полную утрату контроля над собственной жизнью?».
На XXII Международной конференции по ВИЧ/СПИДу в Амстердаме в августе 2018-го она встречает много коллег из России и Украины. То, о чем они рассказывают, уже лет десять не отличается разнообразием: перебои с АРВТ, отсутствие профилактики, растущая заболеваемость и, конечно, СПИД-диссидентство, которое развивается на этом фоне.
«Понятное дело, если родители уходят в отрицалово, каждого конкретного ребенка надо спасать, — подчеркивает она. — Но повторюсь: пока не убита причина — перебои с терапией в регионах и ужасный доступ к лечению — работа со следствием не будет эффективна. Хоть в лепешку расшибись, но стратегически посадки и забирания детей работать не будут. Хоть всех СПИД-диссидентов пересажайте — вырастут новые».
Источник: polonsil.ru
