«Рыдали обе: она – от голода, я – от бессилия»: Психотерапевт – о пациентках с послеродовой депрессией | Медицинская Россия
Психотерапевт Вера Якупова рассказала «Правмиру» о том, что может запустить послеродовую депрессию и есть ли идеальные женщины, которых это не коснётся, на четырёх реальных примерах матерей.
Рыдала, потому что «недомать»
Я спокойный, терпеливый и жизнерадостный человек. Мои приключения начались с двух замерших беременностей. Не знаю, как называется депрессия после таких событий, но я справилась с ней с помощью близких и природного оптимизма. Третью беременность ходила тревожно, но с настроем на успех. А потом расслабилась. На «Школе мам» пропускала мимо ушей рассказы, что после родов могут быть проблемы, например, с грудным вскармливанием.
Роды были естественные и легкие. Несколько дней я держалась бодрячком, пока дочь не отказалась от груди. Перепробовав консультантов, позы, захваты, мы рыдали обе: она – от голода, я – от бессилия и непонимания. Целыми днями сидела с «цедильником», потому что дочь ела только из бутылочки. У меня просто начало убывать молоко. Я рыдала и кормила смесью. Цедилась, кипятила, опять рыдала. Со всех сторон засыпали вопросами: «Как кушает? Как спит?» С дочкой уже было все отлично, но со мной – нет! Сохранить рассудок было трудно. Молоко текло, когда не надо. Не было сил выйти на улицу с ребенком. За месяц побывала там дважды. Рыдала я по любому поводу, особенно потому что «недомать». Пришла в себя лишь три месяца спустя…
– Проблемы с грудным вскармливанием могут вызвать короткую послеродовую депрессию?
– Простые факторы не играют сами по себе ключевого значения. Было грудное вскармливание или было искусственное, родился ребенок через кесарево сечение или естественным путем – не важно. Важны переживания, которые сопровождают человека, и то, как он воспринимает происходящее.
Когда четырехлетка говорит вам, что супчик кушать не будет, потому что животик болит, то можно предложить ему что-то взамен, голодным он не останется. Но когда не ест новорожденный, истошно плачет и теряет в весе, то для матери это по-настоящему страшно. Из курса биологии мы знаем, что все млекопитающие способны выкормить детеныша, а все новорожденные способны брать грудь и сосать молоко. Именно поэтому в словах «Ребенок не брал грудь, отталкивал» звучит тревога и бессилие, мысли из категории «Я плохая мать, даже ребенка накормить не могу, хотя это единственное, что ему необходимо». Груз переживаний влияет на психологическое состояние роженицы, а не факт присутствия или отсутствия грудного молока.
Но депрессия – не стихия, которая неизбежно накатывает. Она может проходить по-разному, быстрее или медленнее идти на спад. Многое зависит от человека. Чаще это психогенный процесс, реакция на тяжелую ситуацию и переживания, связанные с ней. Если в этой ситуации женщина получает много поддержки или обстоятельства сходят на нет, то быстрый спад депрессивного состояния – процесс закономерный.
– В депрессию впадают те, кто оказывается без поддержки в семье?
– У депрессии есть зоны риска. В зоне риска оказываются женщины, ранее имевшие депрессивные эпизоды; те, кто перенес тяжелые роды; те, личностной чертой которых является перфекционизм; те, кто находится в конфликтных отношениях с супругом. Отсутствие поддержки в семье и доступности хороших специалистов, отсутствие информации о том, что такое бывает, также усугубляет состояние.
С поддержкой родственников бывает же по-разному. У кого-то складываются теплые отношения, а бывает, что женщина слышит: «У нас так не орал», «В нашей семье все кормили, только у тебя не получается». Бывает такая «поддержка», что лучше обойтись без нее.
«Ожидание и реальность» – фактор, про который мало говорят. Неожиданно наступившая проблема для нас вдвойне неподъемна. Вот мы привыкли слышать от окружающих, черпать из книг и рекламы, что «дети – счастье», «грудное вскармливание – важно, полезно, ничто его не заменит». Поэтому, когда на ровном месте возникает проблема, к которой человек был не готов и даже специалисты бессильны, это рискует обернуться депрессией.
– Есть ли образцовые матери, с которыми депрессия не случится?
– Психология, как и медицина, не может дать гарантий. Человек – существо сложное, влияет на него масса факторов, поэтому мы говорим на языке вероятности. Заболевшую депрессией женщину нельзя называть необразцовой. Любая женщина может заболеть, а потом все равно установить здоровые отношения и привязанность с ребенком.
Но склонность к депрессиям формируется не на пустом месте. Чаще возникает у тех, у кого было тяжелое детство, проблемы в детско-родительских отношениях, кто регулярно подвергался физическому и психологическому насилию. Риск высок у тех, у кого мало ресурсов в виде поддержки близких и окружения. Хорошее отношение к себе, сформированное в детстве – недооцененный ресурс.
Не драмкружок, кружок по фото и музыкальная школа вообще-то нужны маленькой девочке, а транслируемое родителями ощущение, что она любима, значима для них, ей рады, готовы прийти на помощь и поддержать. Только это дает человеку силы справляться с жизненными невзгодами.
После попытки суицида
В первый раз с послеродовой депрессией столкнулась после родов в обычном роддоме. Я долго не могла прийти в себя из-за ужасного отношения персонала, постоянно плакала, не могла принять и полюбить ребенка. Включилась в материнство ближе к трем месяцам сына. Забеременев во второй раз, решила, что подготовлюсь и рожу в кругу семьи. Сразу после родов почувствовала сильнейшую любовь. Правда, малышка плохо спала по ночам, и я не высыпалась. Я была невероятно счастлива, но и уставала с двумя маленькими детьми. Спустя несколько месяцев оказалась в эмоциональной яме. Плакала без причины, раздражалась, срывалась на детей, ненавидела мужа. Появились навязчивые суицидальные мысли. После попытки суицида обратилась к психотерапевту. На восстановление ушло больше полугода. Анализируя свою ситуацию, понимаю, что причиной моего состояния был не гормональный фон, который, конечно, сыграл свою роль, а отсутствие помощи и поддержки.
– Насколько частым случаем являются суицидальные мысли при послеродовой депрессии?
– Увы, не редким, хотя и считаются тяжелой формой депрессии. Суицидальные мысли – однозначный маркер для обращения за медицинской помощью. Женщина может фиксировать такие переживания, признаваться в них близким, но часто ни ей, ни окружающим не приходит в голову, что это опасный симптом. По диагностической шкале депрессии может набираться максимальный балл, при этом женщина относится к себе некритично и уверена, что все совсем неплохо.
Иногда матери причиняют вред ребенку, но чаще – себе самим. Попытки суицида – исключительный, редкий случай, но и намерения, мысли, желания, восприятие смерти как выхода из ситуации, избавления от мучений являются опасным симптомом, требующим обращения за помощью.
– В первом случае депрессия прошла за три месяца, во втором за полгода. Это состояние так быстро излечивается?
– Бывает по-разному, зависит от того, как скоро обратились за помощью, каковы ресурсы семьи, самого человека. Запас прочности у всех разный. У людей с пограничной организацией он чуть меньше, им тяжелее быстро выйти из этого состояния. Есть люди, которые находятся в депрессии годами.
Казалось, надо просто потерпеть
Тяжелые роды, несколько недель в детской больнице с порядками концлагеря, выхаживание дома, отказ от груди и гиперлактация, отказ от прикорма, анемия, кризис сна, димер-синдром и мучительная бессонница. Бесконечная череда трудностей, которые мало кто из близких понимал. Казалось, надо потерпеть, я справлюсь. Но не справлялась. Это вызывало лютую злость. А потом появились мысли об убийстве ребенка или самоубийстве как финале всех мучений. Обратилась к психиатру, когда отшвырнула сына, не подумав о безопасности. Он ударился, заплакал. Я испугалась, что мысли вдруг стали действиями без тормозов. Жалею, что обратилась за медицинской помощью только на четвертой “волне” депрессии, когда ребенку было больше года. Лечусь уже 10 месяцев. Постепенно снижается доза антидепрессантов. Я бы хотела, но пока еще не могу свернуть лечение. Составлять списки удовольствий и планомерно их выполнять намного приятнее, чем лежать без сил, с трудом заставляя себя хотя бы раз в день поменять ребенку подгузник.
– Позднее обращение за помощью связано с непросвещенностью?
– «Я справляюсь» – распространенное выражение. Но часто человек просто не замечает, что давно прошел ту точку, где уже не справляется, да и от близких слышит: «Соберись, тряпка». Признание собственного бессилия и «все-таки не справляюсь» может даваться трудно и занимать время. Иногда переходом грани является страшный момент, например, когда мать отшвырнула ребенка.
Увы, часто у нас нет автоматической системы безопасности, нет датчика содержания метана и углекислого газа, как у шахтеров в забое. Если в шахте датчик неисправен или отключен, это чревато трагедией для работающих на горной выработке. С любым человеком, который «не в контакте с собой», происходит ровно то же. Его датчик опасности неисправен, он не просит помощи, не старается умеренно расходовать силы и вовремя их восполнять.
Он нацелен на «справляться во что бы то ни стало», и однажды это может обернуться депрессией.
Вообще, установка «справляться» характерна для перфекционистов, это часть «синдрома отличницы» – когда внушают с детства, что нужно стараться, и, если что-то не получается, нужно просто больше постараться. Еще это свойственно отечественной культуре и является следствием нашей тяжелой истории. «Делать, терпеть и не звать на помощь», «справляться и не жаловаться» – таково послание от наших предков, которые выживали порой в действительно невыносимых условиях.
– В других культурах такого нет?
– У отдельных людей, возможно, есть. На уровне общественной нормы и традиции – нет. В нашем обществе сложное отношение к любой слабости: к болезни, несовершенству, инвалидам, которые «портят вид». Распространенной реакцией на слабость в России является злость вместо поддержки.
Если посмотреть комментарий к любой истории про депрессию, то каждый первый пишет: «Да ты просто ленивая», «Ты не можешь собраться», «Ты изнеженная эгоистка»… Мало кто понимает, что депрессия – болезнь, которую нужно лечить.
Большинством это расстройство трактуется как отсутствие воли и эгоизм. К счастью, сейчас отношение к депрессии постепенно меняется в сторону принятия и милосердия. Путь осуждения давно пройден другими странами, общество развивается, становится толерантнее, все больше признает право на несовершенство.
– Как давно ведутся на Западе просветительские кампании о постродовой депрессии?
– Больше тридцати лет ведутся исследования, в том числе о последствиях послеродовой депрессии для развития ребенка, о факторах риска. На уровне министерств здравоохранения разрабатываются программы поддержки и краткосрочной терапии с использованием новых технологий, профилактики, скрининга.
Самые передовые – Америка, Израиль и Великобритания, Швеция и Норвегия. Немало исследований проводят в Китае, хотя азиатские страны чуть меньше придают значение этой проблеме. В традиционных мусульманских культурах, где у женщины нет репродуктивной свободы, где она не может решать, рожать ей или не рожать, где ее положение усугубляется жизнью в семье мужа, по сути чужой семье без поддержки, где часто приходится быть обслуживающим персоналом (младшая невестка всех обстирывает, убирает, несмотря на наличие младенца) и некому жаловаться, по статистике послеродовые депрессии более распространены.
– Как на практике реализуется просвещение? Что работает и реально помогает?
– Брошюры с перечислением симптомов, краткие тесты самопроверки с контактами, куда можно обратиться. Это важная штука и простой способ не пропустить симптомы как для родственников, так и для роженицы.
В России домой к роженице приходит педиатр, а в Европе – патронажный специалист, который спрашивает женщину о ее состоянии, может дать контакты или направить к психотерапевту, если заподозрит депрессию.
– Судя по историям, старт депрессии происходит не сразу, не всегда патронаж в первые дни после родов способен помочь выявить позднее состояние.
– Финал депрессии разный, а вот старт происходит обычно именно после родов, а иногда и до. В наших больницах не принято спрашивать у роженицы о ее состоянии, самочувствии, переживаниях и страхах. Хотя даже простой вопрос «как дела» способен выявить тревогу, тем более у матери, ребенка которой увезли в реанимацию, как в третьей истории.
Информирование, раздача брошюр и тестов могут казаться не очень значительными, хотя крайне важны. Это помогает не затягивать период мучений женщины и реализовать ее решение обратиться к специалисту до того, как появятся суицидальные мысли, то есть может ускорить получение помощи. Меньше проблем у мамы – меньше у ребенка.
Три недели в больнице были пыткой
Мой психиатр не исключает, что депрессия возникла еще во время беременности, хотя близкие считали мою неадекватность типичной особенностью беременной. Сын родился на две недели раньше срока, что добавило поводов для тревоги. Вообще, беременность была желанной, но неожиданной. Мы только съехались с мужем, прожив почти год после свадьбы порознь. Поселились вместе в новом для нас городе, в новой квартире, с новыми коллегами, без друзей и родных. Помимо страхов о здоровье малыша у меня было предостаточно и других.
До первого УЗИ не верила в беременность. Почти до родов не верила, что с ребенком все в порядке. Боялась привязанности, боялась оказаться токсичной матерью. После родов страхи поглотили полностью: боялась сломать ребенка, боялась оставаться с ним одна… Потом пришло молоко, и пружина внутри будто устала сжиматься и распрямилась, вынося мое эмоциональное состояние в маниакальную стадию. Тогда-то близкие забили тревогу, муж обратился в роддом и оттуда прислали психиатра. Врач выдал медикаменты и рекомендовал обратиться в стационар, если состояние не изменится. Три недели в больнице были пыткой. Я чувствовала себя зверем в клетке, лишенным голодного дитяти. Медикаменты, назначенные при выписке, исключали возможность грудного вскармливания. Этот факт (как и само действие нейролептиков) привел к глубокой клинической депрессии с маниакальным эпизодом, из которой я выходила год с медикаментозной помощью, психиатром и психологической поддержкой мужа.
Год был тяжелым: не было сил встать с постели, улыбнуться ребенку, заставить себя сходить в душ… Благодаря моральной поддержке мужа без обвинений и с поиском англоязычных ресурсов и литературы о моем состоянии, я выкарабкалась. Но больше всего помогло то, что мы уехали из города, с которым связано так много негативных воспоминаний.
– Психические расстройства купируются медикаментозно. Но разве можно кормящую мать пичкать лекарствами, лишая грудного вскармливания, не стоит ли перетерпеть?
– Зависит от тяжести симптомов. Порой удается справиться психотерапией, бывает, без антидепрессантов не обойтись.
Маниакальные эпизоды – следствие психотического состояния, они требуют экстренной психиатрической помощи. Госпитализации требуют также галлюцинации, двигательная и речевая расторможенность, продолжительное (больше недели) отсутствие сна, отказ от еды, намерения причинить вред себе и ребенку.
Недавно вышла книга Ксении Красильниковой «Не просто устала», в которой описан опыт тяжелой послеродовой депрессии. Ксения оказалась в клинике, потому что буквально не могла ни есть, ни спать – это очень тяжелое состояние, с которым в домашних условиях сложно справиться.
Если человек болеет, его невозможно не лечить, тем более если грозит сброситься с крыши. Жизнь матери, ее благополучие или грудное вскармливание, согласитесь, вещи несопоставимые.
Да, естественное вскармливание хорошо, важно для физиологического развития младенца, но, если его заменить искусственным, катастрофы не случится. А вот если мама покончит с собой… Для психического здоровья ребенка однозначно более важна живая мама без депрессии.
Впрочем, вопрос правомерен. Многие женщины не обращаются к психиатрам не только потому, что страшно. Непросто найти гуманистически настроенного специалиста, который поймет степень важности для матери грудного вскармливания. Для многих женщин грудное вскармливание – единственная физически осязаемая нить, которая позволяет чувствовать связь с ребенком и выполнение своих функций.
Сейчас активно проводятся исследования препаратов на предмет последствий для развития ребенка. Мало кто знает, что есть антидепрессанты, совместимые с грудным вскармливанием. Увы, не все психиатры готовы быть просвещенными, еще меньше способны идти не по шаблону и разбираться в нюансах.
– Социальные сети и группы, в которых женщины обсуждают свои проблемы, помогают?
– К счастью, о проблеме стали говорить. Можно даже на русском языке найти отдельные статьи и даже книги. Что касается разговора в женском сообществе, то возможность поделиться, узнать, что и другие сталкивались с подобным, облегчает состояние и дает надежду на излечение. Плюс, когда мы говорим о своем состоянии, обозначаем, что с нами происходит – интенсивность переживаний снижается.
Соцсети – прекрасный инструмент, особенно в компетентных «руках». Но, как любой другой, этот инструмент может быть использован во вред. Жесткая модерация важна – она позволяет сохранить в таких группах поддерживающую атмосферу, присутствие специалистов помогает публиковать проверенную информацию. Сообщество важно не только создавать, но и беречь, тогда оно будет полезным.
Сейчас появились исследования, говорящие, что даже жестко модерируемые группы поддержки могут создать иллюзию решенности проблемы. Сложные состояния требуют психотерапии или медикаментозной терапии. Они не проходят от того, что ты поделился переживаниями. Возможность поделиться чувствами может дать ресурс обратиться за помощью, но этот факт сам по себе не излечивает. Как модератор группы для мам, я наблюдаю людей со сложными состояниями, пишущих из месяца в месяц одно и то же без перемен в состоянии. Поделиться, пожаловаться, чтобы поддержали, получить импульс жить дальше на короткое время – да. Обратиться за реальной помощью – нет.
– Это следствие табуированности темы послеродовой депрессии?
– Возможно. Я уже говорила, что в нашей культуре вообще много сложностей с проявлением слабости, уязвимости, болезненности и несовершенства. По сей день это вещи неприемлемые. Даже термин «послеродовая депрессия» у многих вызывает негативные чувства. Существует же стереотип, что любая мать любит ребенка, а дети – это безграничное счастье. Поэтому нам сложно принять, что ребенок – это может быть невыносимо тяжело. Мы также не допускаем, что «так могло быть у моей мамы». Остро реагируем, если что-то в поведении других перекликается с воспоминаниями о нашем детстве, и требуем «прекратить так ужасно себя вести», «перестать переживать и начать радоваться».
Есть еще важный аспект, который упускается из вида. Признавая проблему, мы вынуждены решать ее на уровне государства. Поэтому-то проще поступать как со статистикой по заболеваниям – занижать ее и даже вообще не вести. Фиксируя проблемы, мы должны их решать. «Помогать еще и здесь? Может, как-то сами тетеньки со своей депрессией справятся?» – примерно такова логика чиновников.
Если муж поймет, что с женщиной что-то не так, выходит, ему придется брать на себя новые обязанности, включаться и помогать больше. Значит, нельзя будет спокойно отдохнуть после работы, сославшись на усталость.
Всем хочется, чтобы женщины как-нибудь справились сами. Были сильными, красивыми и не нуждались ни в чьей помощи.
Да, дети – это хорошо, – декларирует общество, – но на улице их должно быть поменьше, в общественных местах кормить их не надо, в кафе кричать им нельзя, вообще, постарайтесь сделать их незаметными. Послеродовая депрессия? Ишь, чего удумали!
Впрочем, я убеждена: мы первое поколение, которое может позволить себе думать не только о выживании, но и о качестве жизни. Лечение депрессии, которое позволит и чувствовать себя лучше, и жизни радоваться – это как раз путь к повышению качества жизни.
Как сообщалось ранее, врач-психиатр Максим Малявин рассказал о том, откуда берётся депрессия, на что она толкает людей и как её вылечить. Подробнее читайте: Психиатр: Депрессия не лечится силой воли.
Источник: medrussia.org
