Торакальный хирург: «Лучше, чем природа, мы не сделаем, но попробовать обязаны» | Медицинская Россия

О том, что происходит в профильных отраслях, рассказывают заведующие отделениями в рубрике «Патогенез». Путешествие в мир торакальной хирургии совершаем вместе с заведующим отделением торакальной хирургии ГУЗ «ОКБ» Саратовской области Дмитрием Новиковым.

 

– Дмитрий Сергеевич, для начала — почему вы решили стать торакальным хирургом?

– Когда в семье и родители, и ближайшие родственники – врачи, выбор очевиден. Меня не надо было упрашивать, в 9-м классе я решил: пойду по стопам отца. Он – торакальный хирург. Уже на первых курсах мединститута впервые побывал на операции. На 3-м курсе начал подрабатывать медбратом. Мне повезло: с самого начала я занимался пациентами отделения торакальной хирургии, знаю все тонкости сестринского ухода. Хотя на последних курсах немного штормило: хотел стать то травматологом, то кардиохирургом, сосудистым или эстетическим хирургом, абдоминальным… Но во время ординатуры утвердился окончательно: торакальная хирургия. Спасибо моему отцу — он многому меня научил. Я пропадал в операционной, наблюдал, вникал в нюансы. Это дало мне уверенность в правильном выборе специальности.

– Что такое торакальная хирургия в целом?

– Торакальные хирурги занимаются лечением хирургических заболеваний всех органов грудной клетки, за исключением сердца и молочных желез. Легкие, бронхи, пищевод, средостение — все к нам. Это могут быть злокачественные и доброкачественные новообразования, кисты различного генеза, буллезная эмфизема легких, бронхоэктатическая болезнь и многое другое. Только эндоскопически мы ежегодно выполняем около 400 различных операций, начиная от диагностических: например, биопсии легкого и плевры, заканчивая операциями по удалению опухолей с реконструктивно-пластическим компонентом, в том числе онкологических. У всех наших хирургов имеются сертификаты врачей-онкологов.

– Какие операции самые частые?

– Самые частые операции — резекция легкого, то есть удаление части легкого: при доброкачественных процессах — небольшой части легкого, при опухолях — доли легкого. Есть опыт удаления одного легкого целиком – торакоскопически. Также выполняются операции по поводу грыж пищеводного отверстия диафрагмы. Главный признак заболевания – мучительная изжога, которая иногда не дает спать по ночам. Мы проводим лапароскопическию фундопликацию, т. е. ушивание грыжи и формирование фундипликационной манжеты. Простыми словами — дно желудка оборачивается вокруг пищевода и сшивается, что позволяет избегать обратного заброса желудочного содержимого в пищевод. Лечим ахалазию кардии пищевода — когда из-за спазма мускулатуры пища перестает проходить в желудок. Тогда спазмированные мышцы рассекаются и эта зона  укрепляется тканями желудка. В торакальной хирургии очень много интересных операций. Иногда на удаление доброкачественного новообразования можно потратить 20 минут, а на удаление злокачественной опухоли средостения уходят часы. Одна из тяжелейших операций — резекция пищевода, удаление больших опухолей средостения. Взамен удаленного пищевода формируется желудочная трубка, т. е. искусственный пищевод. Причем все это делается лапаро- и торакоскопически — через проколы, без раскрытия грудной клетки и брюшной полости. Несколько лет назад без больших разрезов такое представить было нельзя.

– А что было?

– Начнем с того, что лет 50-60 назад торакальной хирургии как таковой еще не было. Многие операции на органах грудной клетки заканчивались трагически. Разрезы приходилось делать огромными — на 5 рук. Две руки, грубо говоря, отодвигают легкое и средостение, чтобы во время дыхания оно не закрывало операционное поле, две оперируют, одна на подхвате. Такие объемы операции не каждый пациент выдержит, тем более в те времена с анестезией было туго. Это сейчас операции на легких выполняются с раздельной интубацией легких, когда одно легкое вентилируется изолированно от другого. И, конечно, одно из самых глобальных достижений современной хирургии — эндоскопические операции.

– Чем они хороши?

– Они значительно облегчают послеоперационный период. Считается, что отсутствие разрезов на грудной клетке — это уменьшение болевого синдрома приблизительно на 50%. Ведь в значительной степени тяжесть состояния больного как раз связана с болями от разреза. Кроме того, для эндоскопических операций необходимы инструменты, которые лучше человеческого глаза визуализируют операционное поле; специальные коагуляторы, уменьшающие кровопотерю; сшивающие аппараты, клипсы. Не говорю уже про косметический эффект после операции и быстрое восстановление трудоспособности.

– А вам самому не проще делать операции на открытой грудной клетке? Все сразу видно.

– Конечно, проще и удобнее. Но мы же работаем не для себя, а для пациента. При этом я не говорю, что все операции выполняются эндоскопически. Остается часть открытых вмешательств — в зависимости от патологии. В хирургии вообще много нюансов, которые опытный хирург разрешает прямо на месте. К операциям на легких нельзя относится легкомысленно, мы оперируем жизненно важные органы. Легкими мы пользуемся 20 раз в минуту и любое нарушение функции дыхания уже через несколько минут может привести к тяжелым последствиям или гибели.

– А флюорография легких имеет смысл для населения?

– У флюорографии есть свои достоинства и недостатки, но преимущества очевидны: это небольшая лучевая нагрузка и возможность обследовать большие группы населения. По статистике, выявляется до 70% отклонений от нормы, 30% остаются не замеченными. Компьютерная томография, конечно, в этом плане информативнее. Но это не повод отвергать флюорографию. Нужно понимать, что это не метод точной диагностики, а лишь первый шаг обследования группы людей. И при выявлении отклонений от нормы человек будет направлен на дообследование. Не раз это помогало заметить начальный этап заболевания и спасти жизнь человеку.

– В начале беседы вы упомянули операцию с формированием желудочной трубки вместо удаленного пищевода. Но как пациент будет с этим жить?

– Эти операции делаются при раке пищевода, когда иной раз человек уже не в состоянии глотать пищу. В этом случае настоящие страдания и неминуемая смерть гораздо хуже, чем послеоперационные последствия. Мы выбираем из двух зол меньшее. Да, будут необходимы режим, диета, возможны неприятные ощущения при прохождении пищи. Но это же лучше, чем гастростома или голод. Лучше, чем природа, мы не сделаем, но попытаться спасти, облегчить жизнь можем и обязаны.

– Каким вы видите развитие торакальной хирургии?

– Думаю, следующим этапом развития после эндоскопической хирургии, станет роботизированная. Конечно, она не заменит ручной труд, вероятно, появится промежуточное решение между роботом и эндоскопией. Но, честно говоря, больше заботит другое. Многие операции — это высокотехнологичная медицинская помощь, которая осуществляется по квотам. То есть государство оплачивает все расходы. Но, тем не менее, в Саратовской области, к примеру, получить такую помощь бесплатно может только житель области, для остальных — только за деньги. При этом не во всех регионах эта работа налажена. Я не говорю, что у нас самый высокий пилотаж, есть и более опытные специализированные отделения. Просто хотелось бы, чтобы их было больше по стране.

Как сообщалось ранее, заведующая отделением гастроэнтерологии Саратовской областной клинической больницы Римма Лякишева о скрытых пьяницах, здоровом образе жизни и о том, почему сельские жители лечатся от болезней ЖКТ на порядок лучше городских. Подробнее читайте: «Пациенты с алкогольным циррозом печени – одни из самых благодарных»

Источник: medrussia.org