«Мы в шоке и не верим в это»: врачи — о деле реаниматолога Элины Сушкевич | Медицинская Россия

 

Обвинение калининградских врачей Елены Белой и Элины Сушкевич в предумышленном убийстве недоношенного новорожденного ребенка, вызвало широкий общественный резонанс и значительные волнения в медицинском сообществе. Хэштег #яЭлинаСушкевич  буквально за двое суток стал одним из самых популярных  в социальных сетях. Медики из разных уголков страны выкладывают в сеть фотографии в поддержку врачей, которым предъявлены абсурдные объявления по страшной статье. Мнения врачей по этой ситуации публикуют  издания Сноб и Лента.ру.

Алексей Мостовой, главный внештатный специалист-неонатолог в Северо-Кавказском федеральном округе, завотделением реанимации Калужского областного перинатального центра.

«Врачи пребывают в шоке. Мы понимаем, что все больше и больше наших коллег фигурируют в уголовных разбирательствах, не чувствуем никакой защиты, страхования врачей от различных коллизий.

Если судить по имеющимся публикациям, в роддоме, где произошел тот инцидент, шла борьба за кресло главного врача. Разобрались бы они со своими кадровыми вопросами, и, может быть, нашу Элину никто бы не тронул. А здесь ее просто под пулеметный огонь поставили.

Если серьезно, то в случае с Элиной Сушкевич должна быть создана государственная комиссия с участием лучших экспертов-практиков. Мы до сих пор не знаем, проведена ли там должная экспертиза клинического случая, был ли он разобран, каким образом?

Сушкевич — человек, который и мухи не обидит. Она одна из восходящих звезд отечественной медицины. Ее знают реально во всей стране. Элина входит в состав совета Российского общества неонатологов. Думаю, что ее репутация из-за нынешнего разбирательства не пострадает. Ни один врач, думаю, не верит в ее виновность.

Дальше. Пишут, что она ввела магний, после чего ребенок умер, – продолжает специалист. Нет ни одной ссылки, ни одной статьи, ни одного источника, где бы говорилось, что магний убивал кого-либо. Он вводится для того, чтобы защитить головной мозг новорожденного.

У пациентки из Узбекистана, о которой идет речь в данном случае, было прежде два выкидыша, а в этот раз она смогла проносить плод только 23 недели из положенных 40. Если посмотреть на международную статистику, то на таком сроке выживаемость составляет 6 процентов. У 100 процентов выживших выявляются «поломки» на генном уровне — и они умирают в течение месяца или нескольких месяцев либо же развивается инвалидность.

В Западной Европе врачи начинают работать с 24 недель, а во Франции — с 25 недель. До этого они ребенка не трогают. Закрывают в инкубатор и кормят его, ухаживают, пока он сам не умрет. Это называется паллиативной помощью.

В Калининграде все выполнили по протоколу, насколько я понимаю. Сперва сообщалось, что они зажали сурфактант, но потом выяснилось, что нет. Говорили, что подделали документы, а потом было доказано обратное. Другими словами, чего сейчас, полгода спустя, они хотят? Кто знает?

А мы уже знаем, что калининградские дети пострадают, потому что Элину закрыли дома и признали социально опасной.

Мне и моим коллегам не хочется, чтобы это дело приобретало политический оборот. Мы — неонатологи всех стран — живем вне политики. Это самые безобидные доктора».

Тимур Гайнетдинов, главный внештатный врач-неонатолог Ульяновской области:

«Это совершенно абсурднейшая ситуация. Больше всего меня волнует полная незащищенность врача. Где-то что-то кому-то показалось. Никаких доказательств нет, но уже какие-то карательные меры в отношении медицинского работника применяются. В конечном итоге, это приведет к тому, что люди будут уходить из нашей профессии.

Человек, о котором идет речь сейчас, — Элина Сушкевич, — ее все знают как опытного врача и организатора. Она главный специалист-неонатолог Калининградской области. Постоянно участвует в медицинских форумах, конгрессах.

Мы сами в Ульяновской области проходили через такое разбирательство. На нас родители умершего ребенка писали в прокуратуру, требовали проведения экспертизы и сами выбирали место ее проведения. Когда это исследование показало, что за врачами никакой вины нет, а проблема была во множественных пороках развития плода, его нежизнеспособности, родители не успокоились: еще и еще раз заказывали экспертизы.

Мы прошли и через гражданский, и через уголовный суды. От медработников в нашем случае требовали выплатить семь миллионов рублей компенсации. Завершилось это все для нас благополучно, но стоило очень многих нервов.

Российские врачи никаким образом не застрахованы и не защищены от любых нападок. Юристы, которые трудятся в больницах, отстаивают интересы больниц, а не их сотрудников.

Буквально в январе этого года группа наших сотрудников проходила стажировку в Израиле, и вот там более юридически защищенного контингента, чем медработники, наверное, не существует. Если возникают какие-то споры, то они часто решаются вовсе без участия врача, а ему потом лишь укажут на необходимость изучить какой-то документ или что-то наподобие того.

Складывается ощущение, что кто-то даже пытается заработать, отсуживая компенсации у российских врачей.

Но вернемся к ситуации с Элиной Сушкевич. Если бы речь шла о ребенке, который был доношен и не имел никаких проблем со здоровьем, но 23 недели (в норме длительность беременности составляет 40 недель — прим. «Ленты.ру») — это крайне недоношенный пациент, и те, кто давно работает (а у меня более чем 25-летний стаж), хорошо помнит, что до 2012 года мы даже не пытались их спасать. Женщинам сообщалось, что у них произошел выкидыш.

И сейчас при самом современном оснащении и при всех наших возможностях выхаживание таких пациентов приводит лишь к единичным случаям выживания. А среди таковых лишь единицы имеют шансы жить без тяжелых инвалидностей.

Только две страны в мире — Россия и Турция — выполняют в полной мере рекомендации Всемирной организации здравоохранения об оказании помощи детям, родившимся на 22-недельном сроке беременности. Богатые и развитые западные страны, которые уже накопили достаточный опыт в области неонатологии, на это не идут. Например, Франция только с 25 недель рассматривает возможность выходить новорожденного.

Некоторые страны действуют только по согласованию с родителями. Им объясняют минимальность шансов на выживание и включаются в работу, только если родители настаивают и требуют. Что касается статистики, то никогда никакой врач не нанесет ребенку ущерба, чтобы повлиять на статистику. Наша задача — сделать все возможное, даже если шанс спасти его один из ста.

Главврача же в этом случае может волновать лишь соблюдение медицинских стандартов лечения. В подделке статистики никакого смысла нет. Без нее мы просто не сможем понять, как, где и что нам нужно поменять, чтобы стало лучше.

Такие случаи, как рождение ребенка на крайне раннем сроке, для нас, наоборот, важны даже чисто в научном плане. Каждая история болезни наряду с новыми техническими возможностями позволяют нам находить пути для оказания более эффективной помощи следующим пациентам.

Алексей Муромов (фамилия и имя изменены), врач-неонатолог с Дальнего Востока:

«Многие до сих пор не могут поверить в то, что происходит с Элиной Сушкевич. Больше половины из нас ездит, как и она, врачами-консультантами в роддома. Чтобы сделать так, как написали про нее в СКР, — это просто невообразимо, тем более зная Элину.

Она фанат своей работы, которая старалась сделать все возможное, чтобы выходить новорожденных на любом сроке. Сушкевич никаким образом не подчинялась этому главврачу и никаким образом от нее не зависела. Они даже не были знакомы толком.

Я как опытный врач не понимаю, в чем экономическая или карьерная выгода от подобных убийств. Ну не действуют так мои коллеги никогда. Экономически мы ничего не теряем. Государство это оплачивает. Да, шанс выходить минимален, но что это меняет?

Мы хоть и живем на разных концах страны, но списываемся, обсуждаем какие-то вопросы в соцсетях. Она, даже если дома, фактически остается на работе. Может какие-то клинические случаи обсудить, поделиться опытом. Человек полностью посвятил себя профессии».

Вторая мысль, которая у меня возникла: не начнется ли сейчас череда увольнений врачей, работающих в реанимации? Ведь мы не всегда выигрываем битву за жизнь пациентов. Получается, любого из нас можно в этом случае привлечь, и не за должностное преступление, а за преднамеренное убийство по сговору. Я смотрел, что за это вплоть до пожизненного дают.

Другой вопрос, что в нашей профессии надолго остаются только фанаты своего дела, самые крепкие и неравнодушные. Нас так просто не спугнуть, но мы сейчас крайне возмущены.

Алексей Кузнецов (фамилия и имя изменены), завотделением патологии новорожденных в Москве:

«Когда опытного неонатолога, на счету которого множество спасенных жизней, обвиняют в убийстве новорожденного — это выглядит как минимум смешно.

Элина Сушкевич работает в консультативной бригаде и вообще могла не приезжать. А если верить следствию, что в роддоме хотели ребенка оформить как мертворожденного, то ее могли вовсе не приглашать или раз уж пригласили, то могли бы все выставить так, будто никого спасать и не требовалось.

Борьба за выживаемость детей, рожденных на таких ранних сроках, — это борьба напрямую с природой, а у нее есть свои пределы. Достигнут ли он в каждом конкретном случае — решает врач. А кому еще? Следователю?

Да, нас низвели до уровня продавцов в магазине, которые оказывают услуги пациентам. Нас сперва уравняли в правах, несмотря на разницу в познаниях о медицине, а сегодня уже речь идет даже о потребительском экстремизме. Но и к этому врачи приспособились.

А вот если само государство (в лице правоохранительных органов) стало так относиться к представителям нашей медицины, то непонятно, что и делать. Это похоже на саботаж, хотя ясно, что никакого конкретного лица, конкретного человека за происходящим нет. Просто системы так разладились, расстыковались настолько, что дальше некуда.

Престижа в нашей профессии не осталось, авторитетности и уважения к нам тоже нет. Бастовать мы, конечно, не будем, но вот собирать подписи, искать какие-то другие способы реагирования на произвол, которые не будут вредить нашим пациентам, — обязательно».

Николай Степанов (фамилия и имя изменены), врач-реаниматолог:

«В этом деле, как говорят сами доктора, «врача сажает врач». Информация об этом деле явно дошла до ушей СКР от кого-то внутри самого лечебного учреждения. Часто такие действия бывают следствием внутрибольничных интриг, когда «сдают» начальника или коллегу из мести или желания занять его пост.

При этом уровень медицинских знаний сотрудников правоохранительных органов таков, что даже не нужно писать клеветнический донос: достаточно сказать, что смерть пациента наступила после каких-то действий врачей.

Не все даже верные действия по спасению жизни бывают успешны: природа — сложная штука. А для следователей, невзирая на доводы логики, «после — значит по причине». И завертелось».

Наталья Зоткина, учредитель и директор фонда «Право на чудо»:

«Я знаю Элину достаточно давно, мы познакомились еще до создания фонда (фонд «Право на чудо» работает с 2015 года. — Прим. ред.). Не раз встречались на различных конференциях и форумах, так как наш фонд не только оказывает помощь семьям, в которых родились недоношенные дети, но и организует коммуникацию между врачами и пациентами. Скажу честно, я до сих пор не понимаю, что происходит. Доктора, который каждый день спасал жизни детей, за чьей работой мы постоянно следили, обвиняют в убийстве, да еще и по сговору. То, что опубликовал Следственный комитет, — несправедливо и абсурдно».

Татьяна Кузнецова, директор Женского медицинского центра, акушер-гинеколог:

«Мама нигде не наблюдалась, срок был очень маленьким, ребенок родился очень незрелым. Раньше бы эту ситуацию классифицировали как «поздний выкидыш», сейчас же за жизнь плода борются, даже если понимают, что в будущем у него могут быть проблемы с развитием органов. В роддоме решили вызвать реаниматолога из перинатального центра — это значит, что никто этого ребенка убивать не хотел. Сушкевич поняла, что не сможет довезти ребенка до своего центра, поэтому и решила оказать помощь на месте. Не получилось. Такие недоношенные дети выживают редко, даже при современной аппаратуре и технологиях».

Семен Гальперин, президент «Лиги защиты врачей»:

«В уголовном праве понятия «врачебная ошибка» нет нигде в мире, в том числе и в российском Уголовном кодексе. Поэтому следователям приходится каждый раз притягивать к ситуации какую-нибудь статью УК. Когда следствие работает для одной цели — найти стрелочников, тогда им легко найти и нужную статью. В Следственном комитете предлагали ввести новую, так называемую «врачебную» статью, но дальше инициативы дело пока не пошло. При этом в некоторых регионах уже работают следователи, которые занимаются «врачебными ошибками» (о создании специального отдела в прошлом году объявил глава СКР Александр Бастрыкин. — Прим. ред.).

Видимо, на самом верху решили найти тех, кто ответит за провал реформ, снижение качества и доступности оказываемой медицинской помощи. Это простая логика: когда человек обращается за помощью, он приходит не к чиновнику или министру, а к врачу. Если врач не может оказать качественную помощь, значит, он и виноват.

Поговорка, что врач заполняет все бумажки для следователя, существовала всегда. Сейчас же она приобрела особую актуальность. Проблема в том, что сейчас меньше половины выпускников медицинских вузов идут работать по специальности. Остальные пристраиваются в организаторы здравоохранения, то есть в чиновники, или начинают торговать лекарствами и аппаратурой. Самое главное, что у выпускников сейчас есть возможность уехать из страны. Уже совсем скоро врачей будет не хватать еще сильнее, а оставшихся в стране начнут наказывать еще жестче».

Диана Мустафина-Бредихина, представитель Российского общества неонатологов:

«Профессиональному сообществу не предоставляются результаты экспертизы. Пока мы не понимаем, на основании чего Следственный комитет сделал те или иные выводы. Я понимаю, что есть тайна следствия, но мы должны понимать, какие препараты и когда были введены матери и ребенку. Оценку действиям врачей нельзя давать, пока не будет всей поминутной информации: от появления женщины в роддоме до смерти ребенка.

Во всем мире профессиональные ассоциации врачей имеют большой вес в обществе, они участвуют в расследовании таких дел. Кто, как не действующие врачи, может оценить действия своего коллеги?»

Как сообщалось ранее, московский онколог Михаил Ласков на своей странице в соц сети 30 июня прокомментировал инцидент со смертью глубоко недоношенного новорожденного, имевший место в Калининградском роддоме. Подробнее читайте: Онколог обосновал абсурдность обвинений в адрес Элины Сушкевич